С кем Нильс Бор соображал на троих?

Об этом знает пущинский профессор, ставший чилийским виноделом
В Пущине Александр Александрович Замятнин – фигура почти легендарная. Он один из старожилов – тех, кто создавал Научный центр биологических исследований, первые клубы Дома ученых. Сегодня доктор биологических наук, профессор Замятнин трудится в Институте биохимии им. Баха в Москве. Но считает себя пущинцем: «У меня и прописка здешняя».
Научная биография Александра Замятнина, как всякого талантливого человека, на первый взгляд, проста и безыскусна: круглый пятерочник в школе, золотая медаль выпускника, университет, аспирантура, научная работа на стыке биологии, физики и химии, череда званий, степеней. На самом деле, чтобы оценить эту простоту и необычайность судьбы нашего героя, следует вернуться к самому началу – в самом буквальном смысле.
Родился Саша в Ленинграде осенью сорокового года. Так что, когда началась война, ему не было и года. Официально принято, что блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года. Об этом знают все. Менее известно, что эвакуировать жителей из города на Неве начали уже 29 июня, через неделю после гитлеровского нападения. Саша с мамой (отец ушел в ополчение) должен был уехать на поезде, но давка была такая, что Замятнины остались на перроне. А тот поезд был последним – уже 27 августа германские войска захватили железную дорогу, ведущую из Ленинграда на восток.

Так маленький Саша стал блокадником. И остался жив. Чудом – еще и потому, что тот последний поезд был разбомблен.
Об ужасах блокадной жизни рассказано немало, но у Александра Александровича об этом времени не сохранилось воспоминаний. Только по рассказам матери. Самые страшные месяцы – январь и февраль сорок второго, когда «иждивенцам» по карточкам вообще ничего не выдавали. Тогда погибли отец Саши, его бабушка, братья матери – летчики. Мальчика ждала голодная смерть – одного или вместе с матерью. Она работала в детском доме, ее трудовой суточный паек, 125 граммов хлеба, их не мог спасти. А спасти Сашу помогла неизвестная ему тетя Оля. Она приносила матери картофельные очистки из гарнизонной столовой, из них отжимали жизнетворный сок, который малышу закапывали в рот.
Свое детство Замятнин помнит, начиная только с шестилетнего возраста: следствие блокадной дистрофии. Особо памятным был сорок седьмой год. Тогда мать Саши снова вышла замуж, они переехали в Москву, где мальчик поступил в музыкальную школу. Эти два события я бы осмелился назвать знаковыми в судьбе Саши Замятнина. Вы и сами можете оценить.
Второй его отец, Юрий Лукич Соколов, был выдающимся физиком-экспериментатором, многие годы работавшим вместе с «отцом» советской атомной бомбы Игорем Васильевичем Курчатовым. Семья жила в позднее знаменитом «курчатовском доме» в Москве, на Соколе. В их доме бывали крупнейшие физики страны: Кикоин, Будкер, Леонтович, Галицкий и сам Курчатов. Мальчик с малых лет был погружен в среду науки – физики. А кроме того, в их доме царила музыка. Сашина мама прекрасно играла на рояле. В семь лет Саша тоже вознамерился заниматься музыкой, тем более что у него обнаружился абсолютный музыкальный слух. Следуя родителям, он считал, что, если за что то браться, то делать надо по самому лучшему разряду. И Саша стал собираться в «гнесинскую» музыкальную школу. Но конкурс был так велик, что, заробев, мама повела сына в обычную районную. Впрочем, в «гнесинку» он тоже успешно поступил. Естественно, педагоги там были незаурядные, но более того, курировала Сашину учебу сама Елизавета Гнесина.
Семь лет для поступления в музыкальную школу – самое время. Но и самая пора идти в первый класс школы общеобразовательной. Только (блокадное прошлое!) Саша постоянно болел – всем, чем только может болеть человек в таком возрасте: с температурой под сорок, ломотой в костях и головокружениями. Так что и музыкой, и арифметикой с чистописанием приходилось заниматься, не выходя из дому: учителя приходили к ученику. Так шло до самого седьмого класса, когда Саша стал систематически сидеть за партой. Хотя и до того, и после он учился на одни «пятерки». Золотая медаль совершенно очевидно стала последней школьной оценкой.
Куда направиться после школы – такого вопроса и не возникало. Разумеется, на физический факультет МГУ! Ведь Саша жил в кружении физиков и физики. Когда то его провожал до школы сам Курчатов. В общем, без вариантов, парень подал документы на физфак. Надо заметить, что тогда, в 1958 м, действовало правило, по которому даже золотые медалисты должны были сдавать полный набор экзаменов. Сашу это не пугало, препятствий не виделось. Но они возникли, и непроходимые. Дело в том, что для поступления на физфак нужны были не только знания и талант, но и крепкое здоровье. Такие тогда выдвигались требования. А у него, блокадника, сердце слабое. И никаких дискуссий: «Забирайте документы, молодой человек».
Казалось, все рухнуло. Какая подлость – нет, не членов приемной комиссии, виноват роковой набор обстоятельств, подкинувших эту «подлянку»! Хотя… пенять на судьбу – это ли не слабость? И Александр подал документы на мехмат, где требования к здоровью абитуриентов были ниже. И, разумеется, поступил, удивив экзаменаторов самостоятельно выведенной формулой. Началась учеба, но студент мехмата по прежнему рвался на физфак. Дело дошло до того, что академик Кикоин (вот она, польза старых знакомств) не раз обращался к академику Колмогорову по поводу перевода настырного студента. Наконец, Александра «пустили» на физфак. Но не отпустили с мехмата – до третьего курса ему пришлось учиться сразу на двух факультетах. Этот университетский дубль не стал для Александра чем то неожиданным – помните его музыкальный старт?
Студенчество – славная пора для каждого, кто ее пережил. Кто помнит веселые пирушки, кто походы и песни у костра, Замятнин вспоминает учителей:
— Нам читал сам Тимофеев-Ресовский. Удивительный, потрясающий человек! Дружил с Рахманиновым, Гречаниновым, один из создателей современной радиационной генетики. Он нас не просто учил науке, были задушевные разговоры на всю ночь – обо всем на свете. Я до сих пор помню этот его неторопливый голос, говоривший на одном дыхании: «Когда в одна тысяча девятьсот тринадцатом году я был членом Его императорского Величества Общества по спасению на водах в Киеве…». А другим моим учителем был Нильс Бор. – Замятнин хитро прищурился и добавил: – Он учил меня пить пиво.
Эта история заслуживает отдельного рассказа. В 1961 году Нильс Бор, один из «отцов» ядерной физики, имя которого в одном ряду с именами Эйнштейна и Резерфорда, посетил СССР. Принимали его, разумеется, восторженно, но официальная часть визита подошла к завершению, и в Шереметьево провожать гостя приехали только пятеро. Среди них и наш герой (ему приватно сообщили, что «есть возможность»). Но самолет задерживался, время ночное, и трое, вежливо попрощавшись, тихо «слиняли». Теперь представим положение: раннее утро, аэропорт. Двое молодых людей (кандидат наук Вениамин Сидоров и наш студент), а рядом – мировой гений, Нобелевский лауреат, живая легенда в возрасте 75 лет. Но гостя надо как то занимать, и молодые люди предложили датчанину попить пивка в ближайшем кафе. Там, за столиком, Саша спросил, какое пиво пьют в Дании?
Это было нахальство – порожденное робостью и растерянностью. Тем более, что в те времена в СССР, кроме «Жигулевского», иного не водилось. Но вопрос был задан. Нильс Бор ответил обстоятельно:
— Вы даже не можете представить, какой серьезный вопрос вы задали. Дело в том, что уже около ста лет все естественные науки финансирует фирма «Carlsberg». А гуманитарные – «Tuborg». Сами понимаете, какое пиво пьют физики.
Студент, слегка успокоившись, светски поинтересовался:
— А как вам наше пиво?
Гость вздохнул и признался:
— Главное, что – не «Tuborg».
Этот диалог Александр Александрович помнит с интонационной точностью.
В том же 1961 году на берегах Оки был заложен первый камень в фундамент здания Института биологической физики, а через четыре года в Пущино (тогда еще поселок) приехал недавний выпускник МГУ Александр Замятнин. Сегодня он вспоминает:
— В Институте биофизики я оказался стараниями профессора Симона Эльевича Шноля. Зная мои интересы к музыке, он пожелал, чтобы я занялся ею в Пущине. Не в смысле играть на скрипке или фортепьяно, а сугубо в научном плане.
Не рискну рассказывать здесь о научных изысканиях нашего героя: боюсь наделать ошибок. Но даже, если просто стану цитировать автора, непосвященные все равно ничего не поймут. Скажу только, что Замятнин создал фрагментомику – новое направление, родившееся на стыке самых разных наук.
А то, что он творил за стенами института, это понятнее. Замятнин – один из активнейших содеятелей Дома ученых (иных культурных центров в Пущине тогда не было): с его темпераментом и музыкальными дарованиями он не мог оставаться в стороне. Выпускал первую здешнюю газету «Биоритм», организовал Всесоюзную школу молодого биолога.
Летом (Замятнин точно помнит – 26 июня) 1974 года он познакомился с Татьяной Белозерской. Биохимик, она приехала в Пущино на какой то семинар. Роман оказался весьма бурным, потому что уже в начале ноября они поженились. В 1976 году родился сын. Его назвали по деду – Андреем. Сегодня он вполне состоявшийся ученый-биолог.
А отец сегодня делит время между Москвой, Пущино и… Южной Америкой. Дело в том, что несколько лет назад Замятнин, приглашенный читать лекции в Чилийский университет, получил государственный грант, поскольку тамошним виноделам требовалось улучшить качество своей продукции, а для этого необходимы научные исследования. Вот за эту работу и взялся профессор Замятнин. И, надо сказать, выполнил ее с успехом. Работы продолжаются, потому Замятнин живет полгода дома, полгода за океаном.
И последний штрих к портрету нашего героя. Он очень гордится своей родословной, и к тому есть все основания. Его бабушка по отцу Вера Николаевна Воронцова – из того самого рода, к которому принадлежала и Екатерина Воронцова-Дашкова, создатель и первый президент Российской Академии наук. Еще один предок, Дмитрий Николаевич Замятнин, лицейский соученик Пушкина, состоял в правительстве Николая I министром юстиции, он создал в России первый суд присяжных. А по материнской линии в роду Александра Замятнина был прадед польский князь Михай Косинский. Дочь Михая влюбилась в революционера Ивана Евстратова. Он был арестован и должен был идти в ссылку. Девушка собралась за ним – по этапу. Но такое разрешалось только женам. И они поженились, специально – чтобы не расставаться. Но расстаться пришлось позднее – Евстратова расстреляли, как и многих других делегатов XVII Съезда ВКП (б). А князь Михай за непокорность проклял дочь на три поколения. «Я – в третьем, проклятом поколении», – меланхолично отмечает Замятнин.
Послушаешь так человека, вглядишься в изгибы его судьбы, да и подумаешь: может, и вправду есть своя сила в мистике проклятий, заговоров, прорицаний? Да нет, конечно. Каждому из нас жизнь «подкидывает подлянки» – кому больше, кому меньше. Александру Замятнину – полной пригоршней. Но у него есть талант, воля, целеустремленность и та душевная сила, которая способна преодолеть любые невзгоды.
Свое студенчество Александр Замятнин вспоминает не веселыми пирушками, а лекциями гениального Николая Тимофеева-Ресовского и знакомством с отцом ядерной физики Нильсом Бором
ДЛЯ СПРАВКИ:
Научные интересы Александра Замятнина - компьютерная биохимия эндогенных олигопептидов, компьютерные базы данных о структуре и функциях физиологически активных веществ, физико-химические основы механизмов взаимодействия физиологически активных веществ с рецепторами, биосенсоры, геофизическая биология. Приглашался для чтения лекций в Германии, США, Швейцарии, Южной Корее, Чили.